Какая неприятная девочка откуда фраза. Владимир Путин: Скучно, девочки — это мы уже все видели, наблюдали

Об этом российский лидер заявил на пресс-конференции для журналистов

Президент России обвинил США и Запад в инсинуациях относительно химоружия в Сирии

По итогам переговоров с президентом Италии Серджо Маттареллой Владимир Путин заявил, что ситуация с химической атакой в Сирии напоминает ему события 2003 года, когда представители США в Совете Безопасности ООН демонстрировали якобы обнаруженное в Ираке химическое оружие.

«Я вспоминаю в этой связи наших замечательных писателей Ильфа и Петрова. Хочется сказать: «Скучно, девочки - это мы уже все видели, наблюдали», - сказал он.

Президент также отметил, что Москва намерена добиваться от структур ООН расследования инцидента с применением химоружия в Сирии.

«Мы считаем, что любое проявление подобного рода достойно того, чтобы его тщательно расследовать. Мы собираемся официально обратиться в соответствующую ООНовскую структуру в Гааге и призвать международное сообщество тщательно расследовать эти проявления», - заявил Президент Российскй Федерации.

Напомним, на прошлой неделе СМИ сообщили, что в городе Хан-Шейхун при бомбардировке были применены отравляющие вещества (зарин), в результате чего погибли более 100 человек. Соединенные Штаты Америки и их союзники по коалиции поспешили обвинить в нанесенном ударе Башара Асада, главу Сирии. Официальный Дамаск эти обвинения категорически опроверг.

Сразу после случившегося США нанесли ракетный удар по авиабазе в провинции Хомс, где как они считают базировались самолеты, совершившие химическую атаку во провинции Идлиб. С американского эсминца было запущено 59 ракет «Томагавк».

"Скучно, девочки!" – так прокомментировал российский лидер ракетный удар США по Сирии. По словам Путина, происходящее вокруг арабской республики сильно напоминает события 2003 года, когда представители США в Совете безопасности ООН показывали якобы химическое оружие, которым обладает иракский режим Саддама Хусейна. После этого в Ираке началась военная кампания, а закончилась разрушением страны, ростом террористической угрозы и появлением "ИГИЛ*" (запрещенная в России террористическая организация. – Прим. ред.).

ПО ТЕМЕ

По словам российского президента, то же самое происходит и сейчас. "Опять партнеры кивают им. Я вспоминаю в связи с этим наших замечательных писателей. Хочется сказать: скучно, девочки! Мы все это уже видели, наблюдали", – добавил глава российского государства по итогам встречи с президентом Италии Серджо Маттареллой.

Использованная Путиным фраза – из романа "Двенадцать стульев" советских писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова, написанного в 1928 году. В 34-й главе описывается выступление "гроссмейстера" Остапа Бендера перед любителями шахмат из села Васюки.

"Гроссмейстер перешел на местные темы: "Почему в провинции нет никакой игры мысли? Например, вот ваша шахсекция. Так она и называется шахсекция. Скучно, девушки! Почему бы вам, в самом деле, не назвать ее как-нибудь красиво, истинно по-шахматному". И васюкинцы тут же – под почетным председательством Остапа – назвали себя "Шахклубом четырех коней".

Есть у этой фразы также более старый – и более серьезный источник. С этих слов начинается "Русская песня" поэта Антона Дельвига, друга Александра Сергеевича Пушкина.

"Скучно, девушки, весною жить одной:

Не с кем сладко побеседовать младой..."

И все же Владимир Путин, скорее всего, вспоминал Остапа Бендера. Уж очень обитатели Белого дома напоминают жителей Васюков. Тем более, что еще один перл из романа "Двенадцать стульев" президент использовал на встрече с коллективом "Комсомольской правды" в мае 2005 года. Говоря о претензиях Латвии на российскую территорию, Путин рассказал, что страна может получить. "Мы не будем вести переговоры на платформе каких-либо территориальных претензий. Не Пыталовский район они получат, а от мертвого осла уши".

* Организация запрещена на территории РФ

Предположим, вы — тот, кто держит палец на курке от множества видов ядерных вооружений, кто оккупировал территории других стран, от Украины до Грузии и Крыма. И вам знакома музыкальная группа «Pissed Jeans», которую знает только поколение Z (и, может быть, поколение Y). Да не только знакома, а вы даже помните наизусть слова ее песен. И употребляете их, когда новый президент США, с которыми вы, как сами говорите, находитесь на грани конфликта, бросает вам вызов: «Или Сирия, или мы!» Вы можете сделать это, только если ваша фамилия — Путин.

Контекст

59 ракет, изменивших Ближний Восток

Al-Ayyam 13.04.2017

Почему Трамп борется с ИГИЛ в Сирии?

The New York Times 13.04.2017

Скоро третья мировая война?

The Week 13.04.2017

Сирия погибнет как Югославия

Rassd 12.04.2017

Россия падет жертвой своих побед в Сирии

Nafiza Al-Arab 12.04.2017 Если вы видели, как все это было, то, должно быть, заметили, что журналисты, слушавшие это заявление, видимо, не так пристально, как Путин, следят за событиями в мире музыки и, похоже, особо не поняли эту остроумную шутку.

Угрозы Трампа, а также то, что он сказал все это русским в глаза, отправив госсекретаря Рекса Тиллерсона (Rex Tillerson) в Москву, не принимает всерьез не только Путин. Демократы и консерваторы в Конгрессе США, заявив, что Трамп, нанеся ракетный удар по Сирии, узурпировал полномочия на ведение войны, отметили, что не допустят развития событий в этом направлении.

Ведущие консерваторы подчеркнули, что ракетный удар был уместен с «этической» точки зрения. Ведь бездействие, в которое Обама впал после недостаточно глубоко продуманного объявления «красной линии», создало вакуум, породивший ИГИЛ (запрещена в РФ — прим. ред. ). И действительно, тот факт, что Америка с 2011 года не делала того, что говорила, и не принимала меры, которые намеревалась принять, пошло на пользу террористам.

Обама полагал, что созданный им самим вакуум он на этот раз сможет заполнить силами другой террористической организации. Он даже не интересовался истинными планами тех, кто подкинул ему эту идею, кто сказал, что светские курды (и даже сторонники марксизма-ленинизма), которые не представляют исламистской угрозы «для гарантирования безопасного потока нефти из Ближнего Востока», помогут им. Тем не менее за этим предложением стояла идея о том, что работы по «реконструкции», проведенные на Ближнем Востоке в период после Первой мировой войны, не принесли пользы, и западному миру «нужен второй Израиль» в этом регионе. Когда Обама создал впечатление, что одобрил этот план, это привело не просто к «увлечению идеями» террористов Партии «Демократический союз» (PYD) — Отрядов народной самообороны (YPG), а к тому, что Рабочая партия Курдистана (РПК) фактически скомкала историческое обращение Абдуллы Оджалана (Abdullah Öcalan) 2013 года по случаю праздника Навруз (в рамках инициативы мирного урегулирования курдского вопроса 21 марта 2013 года лидер РПК Оджалан обратился с посланием к своим сподвижникам, в котором обосновал необходимость перехода от вооруженной борьбы к политической — прим. пер. ), бросила это обращение ему в лицо и начала рыть окопы.

Последствия известны.

И то, что сейчас Трамп в начале своего президентства, которому исполнилось почти три месяца, действует так, словно он тоже одобрил эту идею, дает ошибочное представление чиновникам ЕС и некоторым европейским лидерам.

Это очень скучно, девочки! Все это мы уже видели!

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Визит в Москву госсекретаря США Рекса Тиллерсона провалился полностью. На ультиматум, большую сделку Тиллерсона от имени G-7 Запада, президент Путин ответил цитатой из Ильфа и Петрова: «Скучно, девочки!» Большая литература - не придерёшься, а с другой стороны, намёк на очередную ложь США на Ближнем Востоке, теперь в Сирии, достойную знаменитой фейковой пробирки госсекретаря Колина Пауэлла, и намёк на гей-настоящее западных стран, становящихся «девочками».


Про европейских «девочек» Владимир Путин сказал, что они ещё и «кивают как китайские болванчики»… Вообще, это похоже на издевательство над глобально-хамским ультиматумом - большой сделкой: «выбирать Запад» и «отлипнуть от Асада».

Вряд ли достигнуты какие-либо негласные договорённости: нет у Тиллерсона таких полномочий. Официально, Тиллерсон согласился с необходимостью «объективно расследовать случившееся» в сирийской провинции Идлиб, сообщил по итогам переговоров глава МИД Сергей Лавров. А что, он мог отказаться?…

Американская пресса выразила недовольство своим госсекретарём, что он был недостаточно жёсток в Москве, так сказать, где ультимативный тон? Даже не пошутил в ответ на колкости Лаврова и Путина…И Дональду Трампу тоже достанется, за «объективное расследование» Тиллерсона.

Трамп, отделавшись общими фразами о большой проделанной работе госсекретарём в Москве, видимо, возьмёт паузу, пока закулисная власть будет за него думу думать. Опять ведь может что-нибудь ляпнуть невпопад, он уже столько наляпал, что президентский пост превращается в шоуменский. Только что объявил, что НАТО уже не является устаревшим, кардинально изменилось за один день! Фарсовый осадок-то от таких заявлений остаётся, и накапливается.

Зачем приезжал в Москву Тиллерсон? Наверное, чтобы озвучить ультиматумы Запада. Почему его приняли? Из вежливости, и чтобы дать ответ Западу на эти ультиматумы на его же информационных площадках. Это философия дзю-до, которым увлекается Владимир Путин: использовать силу противника для проведения собственной контратаки.

Можно предположить, что Тиллерсон привёз один конкретный вопрос: о возобновлении Меморандума по предотвращению инцидентов в небе Сирии. На это Путин предъявил свой ультиматум: США должны подтвердить, что они борются с терроризмом в Сирии, а не с законным президентом Асадом.

Теперь олигархические власти США будут думать, куда их послали с ультиматумом и «химатакой в Идлибе». Вообще, внешняя политика американской закулисы весьма предсказуема: она представляет собой просто слепок с политики по отношению к индейским племенам в XIX веке. Всё как в книгах Фенимора Купера: есть хорошие индейцы, делавэры, они хороши тем, что их мало и они союзники колонистов, которые используют делавэров как вспомогательные войска, которые не жалко. И есть ирокезы, их много, они воюют с колонистами и делавэрами за свои земли, поэтому очень плохие, как Башар Асад и поддерживающая его Россия.

Вот бандеровцы на Украине очень хорошие делавэры, сдали свою страну под внешнее управление полностью, только чтоб дали им повоевать с Россией, которая является самой большой страной ирокезов, и поэтому самой плохой, не хочет подчиняться и пускать Запад в свои закрома. И повторяется старая : делавэры против ирокезов, а колонизаторы из США и Европы берут на себя роль Фенимора Купера, благородного арбитра, который защищает своих делавэров.

Ракетный удар США по Сирии - это применение индейского права США казнить и миловать по собственному усмотрению на Ближнем Востоке, какие могут быть международные права у сирийских индейцев?

Однако, современным делавэрам стоит помнить, что США никогда не выполняли свои договорённости с индейцами, обыкновенный западный расизм, знаете ли. Кинут всех своих индейцев и на этот раз, когда им будет удобно. Россия же не верит ни в какие договорённости с бывшими колонизаторами, «нет доверия», - сокрушается Сергей Лавров.

И в этом заключается шанс России устоять и отбросить современных колонизаторов обратно в Америку и Европу. Пусть там друг другу ультиматумы ставят, и большие сделки заключают, а потом кидают друг друга по своей стародавней традиции. А Москва будет смотреть на всё это из своей Ирокезии: «Мы потерпим», - сказал в ответ на ультиматумы Запада Владимир Путин, у нас есть и дома чем заняться. Импортозамещением.

…«Подход Запада броситься грудью на медведя не будет успешен», - делает прогноз лондонская “Times”. Европейские «девочки» это так понимают!

Этот очерк не совсем обычен. Он иллюстрирован фотографиями самого героя — Ильи Ильфа (и изредка, когда в кадре он сам — фотографиями его друзей по фотоцеху). Можно сказать, он проводит для нас уникальную экскурсию по Москве 20-х — 30-х годов. Ведь Ильф был еще и замечательным фотографом, просто писательская слава затмила фотографическую…

Ильф – фотограф

«Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» сейчас читаются уже не совсем так, как читались современниками Ильфа и Петрова, затеявших литературную игру из расхожих клише и отсылок к весьма узнаваемым реалиям. Взять хотя бы телеграмму «Графиня изменившимся лицом бежит пруду». Именно так журналист Николай Эфрос описал попытку самоубийства Софьи Андреевны Толстой в своей телеграмме-репортаже из Ясной Поляны после ухода . И во времена Ильфа и Петрова все еще помнили эту телеграмму. Ну или, допустим, в постановке Театра Колумба «Женитьба» легко узнавались модные тогда авангардные театральные эксперименты, в особенности Эйзенштейна в Театре Пролеткульта и в Театре РСФСР-1.

Да что там Мейерхольд! В авторе «Гаврилиады» Ляписе Трубецком современники узнавали черты … кого бы вы думали? Маяковского, так же, как и Ильф с Петровым сотрудничавшего с газетой «Гудок». Не только его одного, у Ляписа много прототипов. Но все же вот это: «Поэма носила длинное и грустное название: «О хлебе, качестве продукции и о любимой». Поэма посвящалась загадочной Хине Члек» - камень в огород Маяковского. Его и его возлюбленной Лили Брик…

В Москве, правда, затруднялись сказать, с кого написан Бендер. И в первом издании «12 стульев» иллюстратор придал Остапу черты брата Петрова — писателя Валентина Катаева, весельчака и любителя авантюр. Однако у соавторов романа были знакомые, куда больше годившиеся на роль прототипов Великого комбинатора. И их прекрасно знали в Одессе, откуда родом и Ильф, и Петров (правда, познакомившиеся только в Москве)…

Сын турецкоподданного

Из своей богатой событиями биографии Митя Ширмахер охотно сообщал только одно: «Я - внебрачный сын турецкоподданного». На вопрос: «Кто вы по профессии?» - гордо отвечал: «Комбинатор!». Во всей Одессе не было вторых таких френча и галифе, как у Мити: ярко-желтые, блестящие (он сшил их из ресторанных портьер). При этом Митя сильно хромал, носил ортопедический ботинок, а глаза у него были разными: один зеленый, другой желтый, как у профессора Воланда, который тогда еще, впрочем, не был придуман .

Ильф познакомился с этим колоритным Митей в 1920 году в одесском «Коллективе поэтов». Отношение к поэзии Митя имел весьма отдаленное, зато вел бурную окололитературную деятельность. Например, выбил у одесского горсовета помещение и деньги на открытие литературного кафе, которое почему-то называлось «Пэон четвертый». За бесплатный ужин там читали свои произведения Эдуард Багрицкий, Валентин Катаев, Юрий Олеша. Кафе пользовалось немалой популярностью. А в чей карман шел доход - догадаться нетрудно. Митя Ширмахер умел обделывать дела! В то время как во всей Одессе шло «уплотнение» и получить комнату в 10 метров для семьи из пяти человек почиталось за счастье, Митя один ухитрился занять обширную трехкомнатную квартиру, обставленную старинной мебелью, с кузнецовским фарфором, столовым серебром и беккеровским роялем.


В этой квартире проводил веселые вечера весь «Коллектив поэтов». Ильф любил сидеть на подоконнике, иронично улыбаясь негритянского склада губами. Время от времени он изрекал что-нибудь глубокомысленное: «Комнату моей жизни я оклеил мыслями о ней» или «Вот девушки высокие и блестящие, как гусарские ботфорты». Молодой, элегантный, значительный. Даже самая обычная кепка с рынка на его голове приобретала аристократический вид. Что уж говорить о длинном узком пальто и непременном пестром шелковом шарфе, повязанном с элегантной небрежностью! Друзья называли Ильфа «наш лорд». Сходство усугубляла вечная пенковая трубка и Бог знает где раздобытое английское пенсне.

Как-то раз одной знакомой, собравшейся переезжать из Одессы, понадобилось распродать вещи на толкучке. Ильф вызвался помочь. Со скучающим видом подошел к ней, стал прицениваться, нарочито коверкая слова. Перекупщики встрепенулись: раз иностранец готов купить, значит, вещи-то хорошие! Оттеснив Ильфа, они в считаные минуты раскупили все. «И этот сын - тоже артист», - сокрушенно вздыхал отец Ильфа, узнав об этой истории.

Неудачные сыновья Арье Файнзильберга

У Лейтенанта Шмидта, как известно, было три сына: двое умных, а третий дурак. Впрочем, по другим данным у лейтенанта Шмидта было 30 сыновей и 4 дочери, глупые, немолодые и некрасивые. А у Арье Файнзильберга, мелкого служащего в Сибирском торговом банке, дочерей не было, а вот сыновей было четверо, и, на взгляд Арье, все дураки. Илья, а вернее Иехиэль-Лейб, был третьим…

По первоначальному плану Арье, не имевшему возможности дать приличное образование всем четверым, учить следовало старшего, Саула. Отец видел того в мечтах солидным бухгалтером. Сколько денег ушло на обучение в гимназии, затем в коммерческом училище - все напрасно! Саул стал художником, переименовавшись в Сандро Фазини, он писал в кубистической манере (со временем уехал во Францию, а в 1944 году вместе с семьей погиб в Освенциме – прим.СДГ). Старик Файнзильберг, еле оправившись от разочарования, принялся за второго сына, Мойше-Арона: и снова гимназия, и снова коммерческое училище, и снова непомерные для семьи траты… И снова та же история. Взяв псевдоним Ми-Фа, юноша тоже подался в художники. С третьим сыном Арье Файнзильберг поступил умнее - вместо коммерческого отдал в ремесленное, где не преподавали ничего лишнего и «соблазнительного», вроде рисования. И некоторое время Иехиэль-Лейб радовал своего старика: стремительно переменив множество профессий от токаря до мастера по глиняным головам в кукольной мастерской, юноша в 1919 году сделался-таки бухгалтером. Его взяли в финсчетотдел Опродкомгуба - Особой губернской продовольственной комиссии по снабжению Красной армии. В «Золотом теленке» Опродкомгуб будет описан как «Геркулес». Это там в кабинетах причудливым образом сочетались конторские столы с никелированными кроватями и золочеными умывальниками, оставшимися от гостиницы, которая прежде располагалась в здании. А люди часами изображали полезную деятельность, втихую проворачивая мелкие и крупные махинации.

А в двадцать три года третий сын вдруг огорошил отца признанием: мол, его призвание - литература, он уже вступил в «Коллектив поэтов», а службу он бросает. Большую часть дня Иехиэль-Лейб лежал теперь на кровати и думал о чем-то, теребя жесткий завиток волос на лбу. Писать ничего не писал - разве что сочинил себе псевдоним: Илья Ильф. Но почему-то все окружающие были уверены: кто-кто, а уж он-то со временем станет действительно большим писателем! И, как известно, ошиблись только наполовину. В том смысле, что Ильф сделался «половиной» великого писателя. Второй «половиной» стал Петров.


На ступенях еще не взорванного Храма Христа Спасителя: слева брат Ильфа Михаил Файнзильберг, четвертая слева Мария Ильф, рядом Евгений Петров и Илья Ильф. 1930 г.

Пресловутый золотой портсигар оказался женским

«Томят сомнения - не зачислят ли нас с Женей на довольствие как одного человека?» - шутил Ильф. Они мечтали погибнуть вместе, в катастрофе, авиационной или автомобильной: «Тогда ни одному из нас не пришлось бы присутствовать на собственных похоронах». Они ведь воспринимали себя как единое целое. И каждому было страшно представить себя один на один с пишущей машинкой.

Будущие соавторы познакомились в 1926 году в Москве. Ильф перебрался туда в надежде найти какую-либо литературную работу. Валентин Катаев, товарищ по одесскому «Коллективу поэтов», успевший к тому времени сделать в Москве большую писательскую карьеру, привел его в редакцию газеты «Гудок». «Что он умеет?» - спросил редактор. - «Все и ничего». - «Маловато». В общем, Ильфа взяли правщиком - готовить к печати письма рабочих. Но вместо того чтобы просто исправлять ошибки, он стал переделывать письма в маленькие фельетоны. Скоро его рубрика стала любимой у читателей. А потом тот же Катаев познакомил Ильфа со своим родным братом Евгением, носившим псевдоним Петров.

Совсем мальчишкой Евгений пошел работать в украинский уголовный розыск. Самолично произвел дознание по семнадцати убийствам. Ликвидировал две лихие банды. И голодал вместе со всей Украиной. Говорят, это с него писал своего следователя автор повести «Зеленый фургон».

Кстати, один из возможных прототипов Остапа Бендера (ведь прототипов у литературного героя часто бывает больше одного) – сослуживец Евгения по угрозыску Остап Шор. Во всяком случае Катаев утверждал: «Что касается Остапа Бендера, то он написан с одного из наших одесских друзей. В жизни он носил, конечно, другую фамилию, а имя Остап сохранено как весьма редкое… Внешность соавторы сохранили в своем романе почти в полной неприкосновенности: атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер». Он служил в уголовном розыске по борьбе с бандитизмом, так же как его брат Натан, застреленный бандитами в доме на Большой Арнаутской.


Со своего балкона на 6-м этаже Ильф сфотографировал Маяковского, живущего на 4-м в том же общежитии в Соймоновском проезде. Общежитие стало прототипом общежития имени Бертольда Шварца. Маяковский – Ляписа Трубецкого

Понятно, что Катаев, живя в спокойной и относительно сытой Москве, с ума сходил от тревоги, как бы чего-то подобного не произошло и с его собственным братом. По ночам он видел страшные сны о Евгении, сраженном из бандитского обреза, и всячески уговаривал того приехать. В конце концов уговорил, пообещав поспособствовать с устройством в Московский уголовный розыск. Впрочем, вместо этого Валентин хитростью заставил брата написать юмористический рассказ, пробил его в печать и путем невероятных интриг добился весьма высокого гонорара. Так Евгений попался на «литературную удочку». Сдал казенный наган, оделся, пополнел и завел приличных знакомых. Единственное, чего ему не хватало, это уверенности в своих силах. Вот тут-то Катаеву и пришла в голову великолепная мысль - объединить двух начинающих писателей, чтобы вместе набивали руку в качестве «литературных негров». Предполагалось, что они будут разрабатывать для Катаева сюжеты, а он сам потом, отредактировав написанное, на титульном листе поставит свое имя первым. Первый сюжет, который предложил Ильфу с Петровым Катаев, был поиск бриллиантов, спрятанных в стуле.

Кстати, прототипом Воробьянинова стал двоюродный дядя братьев Катаевых — председатель полтавской уездной земской управы. В рассказе «Прошлое регистратора загса», изначально писавшемся как глава «Двенадцати стульев», биография дядюшки – страстного коллекционера марок и провинциального бонвивана – приведена в больших подробностях. Самая забавная из которых — соперничество Ипполита Матвеевича с англичанином-коллекционером. Решив победить иностранца, Воробьянинов уговорил председателя земской управы выпустить новую марку в двух экземплярах. Англичанин умолял продать ему одну из этих редчайших марок по цене, какую будет угодно назначить мистеру Воробьянинову. В ответном письме Киса написал латинскими буквами только два слова: «Накося выкуси». (см. отрывок из этого рассказа ).

«Литературные негры» трудились вдохновенно, вот только очень быстро взбунтовались и заявили Катаеву, что роман ему не отдадут. В качестве отступного обещали золотой портсигар с гонорара. «Смотрите же, братцы, не надуйте», - сказал Катаев. Надуть не надули, но по неопытности купили женский портсигар - маленький, изящный, с бирюзовой кнопочкой. Катаев пробовал было возмущаться, но Ильф сразил его аргументом: «Уговора о том, что портсигар должен быть непременно мужским, не было. Лопайте что дают».


Петров и Ильф

…Ильфу - 29 лет, Петрову - 23. Раньше они жили совсем по-разному, имели разные вкусы и характеры. Илья с его философским, немного грустным взглядом на жизнь, и весельчак, острослов Евгений – они идеально дополняли друг друга. И писать вместе у них почему-то получилось гораздо лучше, чем по отдельности. Если слово приходило в голову одновременно обоим, его отбрасывали, признавая банальным. Ни одна фраза не могла остаться в тексте, если кто-то из двоих был ею недоволен. Разногласия вызывали яростные споры и крики. «Женя, вы трясетесь над написанным, как купец над золотом! - обвинял Петрова Ильф. - Не бойтесь вычеркивать! Кто сказал, что сочинять - легкое дело?» Дело оказалось не только нелегким, но и непредсказуемым. Остап Бендер, к примеру, был задуман второстепенным персонажем, но по ходу дела его роль все разрасталась и разрасталась, так что авторы уже не смогли с ним совладать. Они относились к нему как к живому человеку и даже раздражались на его нахальство - потому и решили его «убить» в финале.

Между тем до финала было далеко, а сроки сдачи, оговоренные с журналом «30 дней» (о публикации романа в семи номерах договорился Катаев), поджимали. Петров нервничал, а Ильф, казалось, и в ус не дул. Бывало, что в самый разгар работы он бросал взгляд в окно и непременно заинтересовывался. Его внимание могло привлечь колоратурное сопрано, разносившееся из соседней квартиры, или пролетавший в небе аэроплан, или мальчишки, играющие в волейбол, или просто знакомый, переходивший дорогу. Петров ругался: «Иля, Иля, вы опять ленитесь!» Впрочем, он знал: жизненные сценки, подсмотренные Ильфом, когда он вот так вот лежит животом на подоконнике и, кажется, попросту бездельничает, рано или поздно пригодятся для литературы.

В ход шло все: фамилия мясника, на лавку которого когда-то выходили окна квартиры Ильфа на Малой Арнаутской, - Бендер, воспоминания о путешествии по Волге на пароходе «Герцен» для распространения облигаций государственного крестьянского выигрышного займа (в «Двенадцати стульях» «Герцен» превратился в «Скрябин»). Или общежитие сотрудников газеты «Гудок» в Соймоновском проезде (в романе этот муравейник получил имя монаха Бертольда Шварца), в котором Ильфу, как безнадежно бездомному журналисту, был предоставлен «пенальчик», отгороженный фанерой. Рядом в наружном коридоре жили татары, однажды они привели туда лошадь, и по ночам она немилосердно стучала копытами. У Ильфа была половина окна, матрац на четырех кирпичах и табурет. Когда он женился, к этому добавился примус и немного посуды.

Жена Ильфа Мария

Любовь, или квартирный вопрос

Семнадцатилетнюю Марусю Тарасенко он встретил еще в Одессе. Его брат-художник Ми-Фа (его еще звали Рыжий Миша), до того как перебраться в Петроград, преподавал в одесской девичьей живописной школе, и Маруся была одной из его учениц. И, как бывает, сгорала от тайной любви к учителю. Ильфа девушка поначалу воспринимала только как брата Ми-Фы. Но со временем его влюбленные взгляды и чудесные, трогательные письма (в особенности именно письма!) возымели действие. «Я видел только тебя, смотрел в большие глаза и нес чепуху. …Моя девочка с большим сердцем, мы можем видаться каждый день, но до утра далеко, и вот я пишу. Завтра утром я приду к тебе, чтоб отдать письма и взглянуть на тебя». Словом, Маруся забыла Рыжего Мишу, не обращавшего на нее ни малейшего внимания, и полюбила Илью.

Они любили ночами сидеть на подоконнике, смотреть в окно, читать стихи, курить и целоваться. Мечтали о том, как станут жить, когда поженятся. А потом Илья уехал в Москву, потому что в Одессе перспектив не было. И начался двухлетний мучительно-нежный роман в письмах… Он: «Моя девочка, во сне вы целуете меня в губы, и я просыпаюсь от лихорадочного жара. Когда я увижу вас? Писем нет, это я, дурак, думал, что меня помнят… Я люблю вас так, что мне больно. Если разрешите - целую вашу руку». Она: «Я люблю деревья, дождь, грязь и солнце. Люблю Илю. Я здесь одна, а вы там… Иля, родной мой, Господи! Вы в Москве, где столько людей, вам не трудно забыть меня. Я вам не верю, когда вы далеко». Она писала, что боится: вдруг при встрече покажется ему скучной и противной. Он: «Ты не скучная и не противная. Или скучная, но я тебя люблю. И руки люблю, и голос, и нос, нос в особенности, ужасный, даже отвратительный нос. Ничего не поделаешь. Я люблю такой нос. И твои глаза серые и голубые». Она: «Иля, у меня глаза совсем не серые и голубые. Мне очень жаль, что не серые и голубые, но что я могу сделать! Может, у меня волосы синие и черные? Или нет? Не сердитесь, родной. Мне вдруг сделалось очень весело».

Раз в полгода Маруся приезжала к Илье в Москву, и в один из таких приездов они поженились, почти случайно. Просто билеты на поезд стоили дорого, а став женой сотрудника газеты железнодорожников, она получала право на бесплатный проезд. Вскоре Ильф уговорил жену в ожидании разрешения «квартирного вопроса» перебраться в Петроград, к Ми-Фе. Тот и сам писал Марусе: «Мои комнаты, моя мансарда, мои знания, моя лысина, я весь к Вашим услугам. Приезжайте. Игра стоит свеч». Но только ужиться эти двое не смогли: Ми-Фа, который все называл невестку «золотоволосой ясностью», «лунной девочкой», вдруг наговорил ей грубостей: мол, в Марусе нет жизни, нет веселости, она мертвая. Может, просто ревновал ее к брату?..

К счастью, вскоре Ильф смог забрать жену к себе - он получил комнату в Сретенском переулке. Его соседом по квартире стал Юрий Олеша, тоже молодожен. Чтобы хоть как-то обставиться, молодые писатели продали на толкучке почти всю одежду, оставив одни на двоих приличные брюки. Сколько же было горя, когда жены, наводя в квартире порядок, случайно вымыли этими брюками пол!


Ильфы дома

Впрочем, едва «12 стульев» вышли в свет, как у Ильфа появились и новые брюки, и слава, и деньги, и отдельная квартира в писательском доме в Нащокинском — со старинной мебелью, украшенной геральдическими львами. И еще - возможность баловать Марусю. С тех пор из домашних обязанностей у нее осталось только руководить домработницей и еще няней, когда на свет появилась дочь Сашенька. Сама же Маруся играла на рояле, рисовала и заказывала мужу подарки. «Браслет, вуали, туфли, костюм, шляпу, сумку, духи, помаду, пудреницу, шарф, папиросы, перчатки, краски, кисти, пояс, пуговицы, украшения» - вот список, который она дала ему в одну из заграничных командировок. А таких командировок у Ильфа с Петровым было множество! Ведь «12 стульев» и «Золотого теленка» растащили на цитаты не только на родине, но и в добром десятке стран…

I ch S terbe

Работу над «Золотым теленком» Ильф чуть было не завалил. Просто в 1930 году, заняв у Петрова 800 рублей, он купил фотоаппарат «Бебе-Иконта» и увлекся как мальчишка. Петров жаловался: «Было у меня на книжке 800 рублей, и был чудный соавтор. А теперь Иля увлекся фотографией. Я одолжил ему мои 800 рублей на покупку фотоаппарата. И что же? Нет у меня больше ни денег, ни соавтора… Мой бывший соавтор только снимает, проявляет и печатает. Печатает, проявляет и снимает. И даже консервы он теперь открывает при красном свете, чтобы не засветить». Что он фотографировал? Да все подряд: жену, Олешу, фетровые боты, разрушение храма Христа Спасителя (Ильф наблюдал весь процесс из собственного окна в Соймоновском проезде), сценки городской жизни и, конечно, Петрова. У него, как говорят фотографы, был «свой глаз». Ильф снова наблюдал и делал зарисовки: ироничные, добрые, немного печальные. Но теперь уже не словами, а камерой. «Иля, Иля, пойдемте же трудиться!» - тщетно взывал Петров, имея в виду, что труд может быть только писательским, а фотография – баловство. Впрочем, им действительно, нужно было торопиться: издательство чуть было не разорвало с писателями контракт. Впрочем, они все-таки успели.

Из этого окна Ильф наблюдал, как сносят Храм Христа Спасителя. И снимал это

После «Теленка» их популярность удесятерилась! Теперь им приходилось много выступать перед публикой. Ильфа это тяготило, и от волнения он вечно выпивал графин воды. Люди шутили: «Петров читает, а Ильф пьет воду и покашливает, словно у него от чтения пересохло в горле». Они по-прежнему не мыслили жизни друг без друга. Но вот сюжет нового романа все никак не могли найти. Между делом сочинили сценарий «Под куполом цирка». По нему Григорий Александров снял фильм «Цирк», которым Ильф с Петровым остались крайне недовольны, так что даже потребовали снять свои фамилии из титров. Потом, побывав в США, принялись за «Одноэтажную Америку». Дописать ее Ильфу было не суждено…

Первый приступ болезни случился с ним еще в Новом Орлеане. Петров вспоминал: «Ильф был бледен и задумчив. Он один уходил в переулочки, возвращался еще более задумчивый. Вечером сказал, что уже 10 дней болит грудь, днем и ночью, а сегодня, кашлянув, увидел кровь на платке». Это был туберкулез.

Он прожил еще два года, не прекращая работать. В какой-то момент они с Петровым попробовали писать отдельно: Ильф снял в Красково, на песчаной почве, среди сосен, - там ему полегче дышалось. А Петров не смог вырваться из Москвы. В результате каждый написал по несколько глав, и оба нервничали, что другому не понравится. А когда прочли, поняли: получилось так, словно писали вместе. И все равно они решили больше не ставить таких экспериментов: «Разойдемся - погибнет большой писатель!»

Однажды, взяв в руки бутылку шампанского, Ильф грустно пошутил: «Шампанское марки «Ich Sterbe» («Я умираю»), - имея в виду последние слова , сказанные за бокалом шампанского. Потом проводил Петрова до лифта, сказав: «Завтра в одиннадцать». В ту минуту Петров подумал: «Какая странная у нас дружба… Мы никогда не ведем мужских разговоров, ничего личного, и вечно на «вы»… На следующий день Илья уже не встал. Ему было всего 39 лет…


Ильф и Петров на прогулке с Петей – сыном Петрова. 1932 г.

Когда в апреле 1937 года хоронили Ильфа, Петров сказал, что это и его похороны. Ничего особенно выдающегося в литературе он один не сделал - разве что написал сценарий к фильмам «Музыкальная история» и «Антон Иванович сердится». Еще начал писать роман «Путешествие в страну коммунизма» – об американском журналисте, который приезжает через 60 лет в Советский Союз и видит, насколько жизнь здесь лучше, чем в Америке. Книга так и не была закончена. В войну Петров ушел военкором на фронт и в 1942 году в возрасте 38 лет разбился на самолете под Севастополем. То есть закончил жизнь так, как они мечтали закончить вместе с Петровым. Кстати, все остальные пассажиры в той катастрофе остались живы.

Потом говорили, что Ильфу с Петровым повезло, что они оба ушли так рано. В 1948 году в специальном постановлении Секретариата Союза писателей их творчество было названо клеветническим и предано анафеме. Впрочем, через восемь лет «12 стульев» реабилитировали и переиздали. Кто знает, что могло бы произойти с писателями и их семьями за эти восемь лет, проживи Ильф и Петров чуть дольше…


Илья Ильф рассматривает сапог на плакате со Сталиным

Ирина Стрельникова #совсемдругойгород авторские экскурсии по Москве

P.S. А теперь еще немного Москвы, увиденной глазами Ильи Ильфа и запечатленной его фотоаппаратом.

Стена Китай-города. Эх….


Палаты Аверкия Кириллова (на противоположном берегу реки), церковь Николы на Берсеневке, Дом на набережной и еще не демонтированные кирпичные трубы электростанции – герои нашей
Старый новый Каменный мост и Дом на набережной — о них мы тоже рассказываем на Никола на Берсеневке — рядом с палатами Аверкия Кириллова


Жена Петрова Валентина Грюнзайд